Корр.: Хож-Ахмед, собираетесь ли Вы участвовать в президентских выборах?
Х.-А. Нухаев: Не исключаю, что после публикации прошлого интервью могло сложиться такое впечатление. Вы напечатали столько моих фотографий и таких размеров, что, естественно, читателям только и оставалось думать, что это обычный предвыборный рекламный прием.
Корр.: Дело в том, что лишь незадолго до этих фотоснимков я узнал, что Вы совершили хадж, воевали, были ранены. Уверен, что многие читатели нашей газеты осведомлены об этом еще меньше меня. Может быть, мы и переусердствовали с количеством и размерами фотоснимков, но я не думаю, что само содержание интервью будет воспринято как предвыборная агитация. А как Вы оцениваете первый номер нашей газеты "Мехк Кхел"?
Х.-А. Нухаев: Я, безусловно, рад, что "Мехк Кхел" увидела свет. Мне нравятся название, символика, оформление. Но также крайне важно, чтобы и содержание всегда соответствовало форме. Однако уже в первом номере это соответствие нарушено публикацией о весьма известном и почитаемом в Чечне религиозном деятеле, который, якобы, говорил: "Хотим мы или не хотим, установление Советской власти - неизбежность. Вступайте и в комсомол, и в партию коммунистов, иначе, если вы, кто является настоящими мужчинами, сынами своего народа, не займете эти места, их займет всякая рвань...".
Мы не знаем, в каком контексте, корректирующем их смысл, были произнесены эти слова; может быть, это был всего лишь тактический шаг, за которым скрывалось более важное решение. Но как бы то ни было, я категорически не признаю саму философию соглашательства.
Корр.: Возможно, эти слова говорил кто-то другой, но, раз это мнение бытует, то, может быть, ради пользы для народа так и нужно было поступать?
Х.-А. Нухаев: Примириться "ради общего блага" с тем, что противоречит религии Аллаха, нашим национальным традициям - это, значит, перехитрить самих себя, лишиться религии и полноценной нации. Коран говорит: "И хитрили они, и хитрил Аллах, а Аллах - лучший из хитрецов" (3: 54). Если бы самые достойные представители народа, къонахи, в свое время решили "схитрить" и вступили в комсомол и партию коммунистов, чеченцы сегодня не были бы той нацией, которая всегда и любой ценой готова отстаивать свою свободу. И мы сегодня гордимся не коммунистами и комсомольцами тех времен, а героями, которые десятилетиями с оружием в руках отстаивали нашу честь, нашу святую веру. Ведь и в 90-х годах мы имели возможность "схитрить"... Хвала Аллаху, что эта связь поколений, эта эстафета къонахов не прервалась с течением веков!
"Мехк Кхел" с первых строк заявила, что будет ориентироваться не на толпу, а исключительно на къонахов. Такое заявление обязывает обращать внимание на любые "мелочи" в тексте и придерживаться высокой планки Кодекса чести, Кодекса Къонаха, которую установили для нас наши предки.
Корр.: Да, с этим нельзя не согласиться. Но все же хочу вернуться к своему вопросу о выборах и о государстве в целом. В интервью, данном нашей газете в июле 1999 года, Вы подвергли государство жесточайшей критике. Но что Вы можете сказать о демократическом государстве и самом институте демократии, ведь она, казалось бы, сродни чеченскому менталитету?
Х.-А. Нухаев: Не знаю, быть ли выборам вообще, но один выбор нам точно предстоит: остаться чеченцами или стать "демократами". Для нашей нации это такой же выбор, как и во времена Сугаип-муллы: либо сохранить свою честь, свою веру, свои национальные традиции, либо жить как и все.
Уже задолго до российского завоевания Кавказа структура нашего национального организма была нарушена, и ослабленный иммунитет не защитил его от проникновения инфекции государственности. За годы тоталитарного режима эта инфекция настолько глубоко пустила свои корни, что мы уже не представляем себя без государства. Однако тоталитаризм как проявление крайней формы авторитаризма - лишь одна из стадий этой болезни, которая, прогрессируя, переходит в "демократию".
Тоталитарный режим действует, подобно мельнице грубого помола, жернова которой, перемалывая нацию, завершают процесс разрушения кровнородственных кланов, но не могут захватить наименьший ее структурный элемент - семью. И, не осознавая, что достаточно размельчена для дальнейшей переработки, нация в надежде на спасение слепо бежит от ненавистного тоталитаризма к мельнице мелкого помола - так называемой "демократии".
На стадии демократии главным орудием дальнейшего дробления нации, разрыва уже и внутрисемейных связей является именно механизм выборов с его предвыборными кампаниями, направленными на вербовку сторонников по территориальному принципу. В эту коварную ловушку демократии с ее приманкой свободных выборов попадают, в первую очередь, самые активные, самые дееспособные и не только те, кто баллотируется, но и те, кто голосует. Разве недостаточно нам горького опыта последних выборов, когда на наших глазах лучшие из нас теряли свой ореол, а весь народ расслаивался на партии и разного рода формирования?
Все наши беды в том, что мы все более отдаляемся от своих истоков. Мы пытаемся втиснуть нацию в ту форму, которая не соответствует "изгибам" нашего мировоззрения. Нельзя впредь допускать вовлечения нации в эти беспринципные игры, где, как правило, и побеждают беспринципные люди, с которыми нас не связывает ничего, кроме произвольно очерченного избирательного округа.
Я себя не выделяю и не отделяю от других, я тоже имею этот неприятный опыт "предвыборной борьбы". Еще будучи первым вице-премьером чеченского правительства, я организовал в Париже многоотраслевую международную комиссию из специалистов высшего класса. Эта комиссия разработала программу привлечения капитала в чеченскую экономику через механизм долгосрочных инвестиций в Кавказский регион.
После президентских выборов 1997 года по целому ряду причин работа с исполнительной властью для меня была практически невозможна. В то же время хотелось, чтобы весь огромный проделанный труд принес, наконец, свои плоды, организовать в новом парламенте экспертную депутатскую группу для сотрудничества с международной комиссией в деле создания соответствующей законодательной базы.
Масштабы и сложность уже проделанной работы не позволяли передать ее в другие руки и обязывали войти в состав парламента, хотя, наверное, несложно понять, что депутатство как таковое мне лично ничего не давало ни в политическом, ни в социальном плане. Времени на размышление не было, оставался последний день подачи заявлений, и я зарегистрировался как кандидат.
Несмотря на силу моей программы, для полной победы в первом туре мне все же не хватило голосов. Предстояло ехать с выступлением в одно из селений моего избирательного округа, Цацан-юрт, уроженец которого также вышел во второй тур. И сознание того, что придется агитировать цацанюртовцев отдать свои голоса мне, а не своему односельчанину, вызывало у меня чувство неловкости. С другой стороны, не поехать означало бы проявить неуважение к селу, к его жителям, что тоже не укладывалось в рамки чеченского этикета. От всей этой возни несло чуждым нашей нации духом. Но, вступив в игру, добровольно сделав себя заложником ее правил, я все больше увязал в этом омуте: первый шаг вынуждал меня ко второму. Я стоял перед нелегкой дилеммой, любое из решений заставляло меня поступаться жизненными принципами.
В поисках выхода из этого тупика я решил, поехав в Цацан-юрт, сказать: "Цацанюртовцы! У вас есть свой кандидат. Я приехал не для того, чтобы агитировать вас, а отдать вам дань уважения и ответить на вопросы, которые у вас, возможно, будут". Я был уверен, что, наконец, найдено мудрое, поистине Соломоново решение: ехать и не агитировать. Мне казалось, что такой подход подчеркнет мое уважение к цацанюртовцам, не даст потерять возможные голоса и тем самым поможет довести до конца начатое дело. Но, самое главное, была уверенность, что этим решением я надежно ограждаю свое чувство достоинства. И хотя в душе сохранялся некоторый дискомфорт, я относил его на счет своей щепетильности, свойств характера, полагая, что правила "демократии" совместимы с нашими национальными ценностями.
Но все мои мудреные замыслы рухнули при первом же наипростейшем испытании.
Я приехал на пятничный намаз в цацанюртовскую мечеть, которая находится всего в трех-четырех километрах от моего родного села Гельдыген. После совершения молитвы один из присутствующих объявил, что прибыл кандидат в депутаты парламента, и чтобы все после выхода из мечети задержались выслушать меня. И тут кто-то, не дожидаясь выхода, изрек: "Нехан диканчалла, шен жIаьла тоьла" (Чем хороший, но чужой - лучше плохой, но свой).
Эта совершенно неожиданная, нелицеприятная реакция не только вызвала во мне бурю противоречивых чувств, но и одним махом разрушила мой, казалось бы, безупречный замысел. Сермяжная правда этих слов заставила меня впоследствии переосмыслить отношение к так называемой демократии, которая уже в силу своей природы лишает человека достоинства, разрушает основы семьи, кровного родства - всего того, что Аллах велел объединить.
Конечно, можно было бы продолжить "депутатскую гонку", проглотив эту неучтивую реплику, и выиграть выборы ради доброго дела но, победив как кандидат, я проиграл бы как чеченец.
Оставалось только поблагодарить присутствующих и удалиться от выборов, от демократии, от политики и от хитрости вообще. И навсегда.
