Один из идеологов русского национализма Борис Миронов в целом ряде публикаций проводит мысль, что всем коренным народам России присущи общие национальные интересы, заключающиеся в том, чтобы государственная власть в стране сосредоточилась в руках представителей этих коренных наций.
Действительно, на первый взгляд проблемы России с точки зрения не только русского народа, не только других российских народов, но и самого российского государства представляются иррациональными, умышленно созданными злой волей и целенаправленной деятельностью неких "космополитических сил". Государственный механизм, хоть и искусственный по своей природе, может, тем не менее, исправно функционировать только опираясь на свой "биологический придаток" - население, и только более или менее рационально используя материальные богатства и сырьевые ресурсы, сосредоточенные в стране. В России мы наблюдаем острую дисфункцию всех присущих государству алгоритмов деятельности: численность населения каждый год убывает на полтора миллиона человек, общество больно в буквальном - медицинском смысле, все материальные богатства или разграблены, или находятся в процессе разграбления, недра опустошаются с катастрофическими последствиями для экологии. Создается впечатление, что государство предприняло титанические усилия по уничтожению своего собственного населения, а так как государственная власть сосредоточена в руках конкретных людей, управляющих этими гибельными процессами, то и бытует среди русских националистов теория "заговора" против русского народа и других российских народов.
Из этой теории естественно рождается идейный постулат, гласящий, что все беды русских и других коренных национальностей России проистекают из факта их целенаправленного отторжения от управления государством, и, следовательно, тяжелые российские проблемы можно решить, превратив "космополитическое государство" в "государство националистическое". Следует еще раз подчеркнуть, что Б.С. Миронов, в отличие от многих других русских националистов, говорит о привлечении во власть не только представителей "державной нации", но и всех коренных национальностей России, что свидетельствует о том, что он видит не политическую, а онтологическую разницу между этнически гомогенной Русью прошлого и этнически гетерогенной Россией настоящего.
Однако национальная самобытность как русских, так и других народов России не может быть "законсервирована" в нынешнем ее диалектическом состоянии, когда идет острое противоборство традиций и инноваций: нужна ориентированность народов на реальное возрождение подлинных национальных и религиозных традиций. Возрождение не в фольклорных формах, а истинное, сопровождаемое неуклонным, растущим влиянием на социальный быт и общий мировоззренческий настрой народов.
Будучи уверенным, что для националиста важнее всего нация, интересы которой он возносит на самый верхний уровень ценностной шкалы, я полагаю, что Б.С. Миронов не будет спорить с очевидной истиной: для нации хорошо то, что укрепляет ее нравственность и тем самым создает внутри общества сопричастность всех к бедам и заботам каждого, способствуя установлению реально действующего принципа ближнего; то, что сохраняет непрерывную связь поколений, "отцов и детей"; то, что оберегает среду обитания нации, первозданную чистоту, плодородие и живописность земли, физическое и психическое здоровье социума, когда из поколения в поколение рождаются и воспитываются нравственно полноценные дети, когда неискаженной звучит родная речь, отражающая сакральную чистоту национального сознания. Это означает, что базой национализма должна стать исходная религиозная Традиция. При этом необходимо ясно осознавать, что государство по самой своей природе антагонистично нации, и поэтому не может служить средством реализации этих возвышенных целей, средством защиты национальных интересов, перечисленных выше, так как они не совпадают и принципиально не могут совпасть с интересами государства. Государству не нужен нравственно чистый человек, который не пойдет на убийство, хитрость или подлость, не пойдет на завоевание или уничтожение других народов ради реализации "державных интересов", и подтверждением этому служит признание государством своей несовместимости с нравственностью, что выразилось в отделении религии от государства; оно также несовместимо с принципом ближнего, так как этот принцип не позволит государству принудить одну часть народа, приняв на себя казенный статус "государственных людей", пойти уничтожать или притеснять другую часть народа во имя "государственных целей". Разрывая естественные связи между людьми по "горизонтали", государство не может не разрывать их и по "вертикали", так как тот, кто во имя государства отказывается от брата, легко отречется и от отца; государство не может не отравлять и не уничтожать окружающую среду, природу, так как его могущество напрямую зависит от количества промышленных предприятий, от потребляемых природных ресурсов, от материальных ценностей и их денежных заменителей; государству нужны физически выносливые, но обезличенные и безропотные массы трудящихся и "пушечного мяса", но когда потребность в мускульной силе сталкивается с неизбежным "промышленным" уничтожением природы, подрывающим здоровье населения, государство легко преодолевает такую "диалектику" в пользу промышленности; постоянно модернизируясь, государство вводит тысячи неологизмов, чаще всего заимствованных из иноземных языков, засоряя национальный язык и запутывая народное сознание.
Поэтому нет никакой разницы в том, кто возглавляет государство - "свои" или "чужаки". Став на мировоззренческом уровне частями, "деталями" государственного механизма, любые властные элиты обречены быть врагами нации, ее естественных интересов, ее живой сущности. Русские националисты должны вырваться из этатического "капкана" и для возрождения нации взять ориентир на прошлое, где можно найти социальные источники единых, по сути, религиозных и национальных традиций.
Однако этот повернутый в прошлое вектор оздоровления национальных организмов разительно противоречит природе государства, чей вектор развития всегда и неуклонно нацелен на тотальную модернизацию всех сторон человеческой жизни, в том числе и социальной. Поэтому, если не отделить национализм от государственности, то от национализма, в конечном итоге, сохранится лишь его этатическая часть, форма, отчужденная от содержания, средство, противоположное цели. И, в конечном счете, национализм, не отделяющий себя от государства, превратится в идеологическую систему, укрепляющую государственный механизм разложения и взаимной ассимиляции народов, механизм, ведущий к их вырождению через конвертацию в "гражданскую биомассу". Словом, "государственный национализм" всегда был и останется внутренне противоречивым движением, парализованным непримиримой антагонистичностью своих составных.
2.
Идейную подоплеку "национализма" в его ортодоксально-государственническом контексте можно проанализировать, обратившись к опубликованным на страницах "Независимой газеты" статьям президента "Лиги защиты национального достояния" и главного редактора "Национальной газеты" Александра Севастьянова. Должен отметить, что при всей концептуальной противоречивости, "националист-государственник" Севастьянов выгодно отличается от своих оппонентов определенной внутренней по-
следовательностью. По крайней мере он не скрывает логику, с
которой любая национальная идея, отождествившая себя с идеей
государственности, приходит к шовинизму и нацизму. "Нация
есть фаза развития этноса. Фаза, в которой этнос создает собственную государственность", - национал-этатист считает, что эта формула отражает закономерность исторического процесса образования наций. Но, воспринимая "государственную фазу" развития этноса как безусловный позитив, он вступает в резкое противоречие с самим собой, когда пишет: "Два принципа объединения (и только два!) из века в век свойственны людям: на социальной, классовой - либо на национальной платформе. (Идеологическое прикрытие может быть любым - от религиозного до культурно-языкового.) Эти платформы между собой несовместимы: борьба классов разрушает нацию, борьба наций заставляет забыть, отбросить классовые противоречия. И наоборот" ("Как и почему я стал националистом", "НГ", 09.02.2000 г.).
В самом деле, классовая и национальная платформы объединения людей несовместимы. Но, доведя эту мысль до ее логического завершения, трудно не прийти к выводу о несовместимости нации с государством, так как "классовая борьба" - главное условие зарождения и важнейший атрибут любого государства. И если, исходя из этого, в формуле "нация есть фаза развития этноса, в которой этнос создает собственную государственность", "государственность" заменить на "классовую борьбу", то налицо логический парадокс в рассуждениях "националиста-государственника". Приведенная им формула будет выглядеть так: "Нация есть фаза развития этноса, в которой этнос создает собственную классовую борьбу". В итоге мы приходим к выводу, что подобная "нация" - это не фаза развития этноса, а фаза его деградации, его распада и гибели. Оказывается, что высшим этапом развития этноса нужно считать "борьбу классов, которая разрушает нацию".
Признавая несовместимость социально-классовой и национальной платформ, "националист-государственник", хоть и не вполне осознанно, чувствует, что нация и государство - не одно и то же. Раздвоение сознания, в котором противоборствуют интуиция националиста и мышление государственника, привело его к противоречивому заявлению: "нация первична, а государство - вторично" (то есть, не нация должна подчинять свои интересы государству, а государство должно быть подчинено интересам нации). Но "подчинить" друг другу абсолютно противоположные интересы невозможно или возможно в той мере, с какой ослабевают стоящие за этими интересами силы. Нация изначально обладала организацией, предназначенной для защиты семейного и кровного родства (о чем подробнее будет сказано ниже), а государство представляет собой организацию, призванную отстаивать - через попрание родового фактора - интересы отдельных социальных групп, на которые распалась нация. Этот фундаментальный антагонизм между функциями нации и государства не позволяет ни согласовать их интересы, ни даже обеспечить более или менее длительное "мирное сосуществование" этих интересов. Любое их соприкосновение ведет к взаимной аннигиляции. Если сохранить государство, если не ликвидировать его как форму общественной организации, если не найти ему альтернативу, то нация всегда будет на "вторых ролях" в сравнении с государством, будет в этом тандеме не "ведущей", а "ведомой". Несовместимость нации и государства есть постоянно действующий детонатор борьбы: государство борется за структурное разложение, "атомизацию" нации, чтобы она перестала существовать, превратившись в "управляемую толпу", а нация - за защиту своих традиций, за самосохранение, но, что является ее трагедией, не за уничтожение государства, так как без государства она себя уже не мыслит. Это значит, что исход борьбы предрешен в пользу государства.
Абсолютно неважно, чьи интересы (нации или государства) объявляются приоритетными. Важно то, что народ, живя в государственной политической организации, обречен находиться в тисках неестественной для себя формы существования. Нация может временно вырваться из этой разрушающей ее природу формы революционным путем, сокрушив определенный исторически сложившийся режим власти. Но государство вновь возродится, так как у нации, которая потеряла свою историческую память, нет четких представлений об альтернативном государству первозданном общественном порядке. Страх перед хаосом заставляет нацию подчиниться государству как гаранту порядка. И это есть та роковая предопределенность, которая всегда и во всем возносит интересы государства над интересами нации и губит последнюю.
"Националист-государственник", придя к выводу о неизбежности борьбы, на которую обречена нация, естественно, выбирает из двух зол то, что ему представляется меньшим - сражаться с другими. На первый взгляд, это так и есть: внутренняя борьба может показаться более губительной для нации, чем военная экспансия, которая, независимо от возможных территориальных завоеваний или потерь, на время сглаживает внутренние "классовые противоречия", усиливая сплоченность и единство нации. На самом деле все обстоит иначе: завоевательные войны гораздо быстрее разлагают нацию и уничтожают ее. Бесспорно, завоевание чужих земель, сопровождаемое убийствами, насилием, грабежами, несмотря на все пропагандистские ухищрения государственной власти, остаются преступными действиями, подрывающими, в первую очередь, нравственность прямых его участников - армии. Вернувшись домой, армия "заражает" неправедностью все население, которое и без того, одобрив агрессию, стало соучастником преступления и соавтором лжи. Помимо этого, для прочной интеграции вновь покоренных народов и их территорий в имперскую систему, государственная власть использует политику интернационализма, смешения и взаимной ассимиляции "покоренных и покорителей", что подрывает генетическую чистоту и культурную самобытность "державной нации". И, наконец, необходимость удержания завоеванных территорий ведет к усилению государственных институтов, что в свою очередь ускоряет "огосударствление" и - как следствие этого - разложение нации.
3.
Но лучше обратимся к реальной российской истории. Даже беглый взгляд на нее убеждает в том, что несмотря на частые внешние войны, социального мира в российском обществе не было никогда, что государственность не сделала русский народ сплоченнее, нравственно чище и счастливее. Современный писатель и популярный публицист Игорь Бунич пишет: "Особый путь" России, о котором так много любят говорить в последнее время, если и существует вообще, то главным образом представляет из себя весьма странные взаимоотношения, существующие между властями и населением страны. Взаимоотношения, которые нельзя охарактеризовать иначе как состояния войны; войны, не утихающей уже в течение практически всей фиксированной истории нашей страны".
В течение столетий и особенно свирепо после завершения централизации в XVI веке, российское государство истребляло в первую очередь русский народ, опустошало репрессиями и голодом целые города и провинции (в одном только Новгороде, по свидетельству историков, (см., напр., книгу А.А. Зимина "Опричнина") опричники Ивана Грозного вырезали и утопили в реке многие тысячи жителей, включая женщин и детей). С тех пор война государства с народом приняла в России перманентный характер. И каждая эпоха являла новые, все более чудовищные образцы и формы геноцида. Кто сегодня может сказать, сколько русских погибло во внешних войнах и сколько их погибло в войнах внутренних и от репрессий власти? Ясно только, что в обоих случаях счет идет на десятки миллионов!
Так что метод нынешних "националистов-государственников" по установлению "классового мира" не отличается новизной, он опробован многократно (и не только в России) и многократно подтвердил свою неэффективность в разрешении классовых конфликтов. Тем не менее, именно этот метод взял на вооружение президент Ельцин в 1994 году, начав "чеченский блицкриг". Сейчас в состоянии "маленькой победоносной войны" пребывает - уже около трех лет - президент Путин. Но разве это решило внутренние проблемы России?
4.
Для устранения классовых противоречий социальная мысль и исторический опыт предлагают два пути. Первый - построение бесклассового "коммунистического общества", при котором поэтапно будет ликвидирован институт государства. Этот путь, предложенный марксизмом, конечно, утопичен, но даже если принять его как реальную перспективу, в нем содержатся два базовых догмата, которые резко противоречат самой сути национализма: классовая борьба, изнутри разрушающая нацию, и интернационализм, тотально уничтожающий идентичность нации. Второй путь устранения если не классовых противоречий, то хотя бы остроты их проявления, предложил и отчасти реализовал западный либерально-демократический мир посредством развития идеологии и институтов гражданского общества. Однако народы в развитых западных государствах заплатили и продолжают платить за этот "классовый мир" форсированной ассимиляцией языков и культур в "плавильном котле" потребительской цивилизации, в котором исчезают последние признаки национальной самобытности. Суть этого процесса профессор Ватиканского Епископально-Библейского института М.Мартин определяет так: "Наш образ жизни как индивидуальностей и представителей наций, ремесло,
торговля, деньги, наша система образования, наши культуры, даже
признаки национальной принадлежности, которые мы получили на-
следственно - все это будет фундаментально и в корне изменено.
И никто не избежит этого влияния. Ни одна область нашей жизни
не останется недосягаемой".
Таким образом, ни в тоталитарном прошлом, ни в демократическом будущем нет и не может быть приемлемой для националистов модели государства. Пока национальные и государственные институты сосуществуют в истории, в едином социально-политическом пространстве, народ обречен находиться в состоянии внутренней или внешней войны, которая прекратится или с гибелью нации, превратившейся в атомизированную, обезличенную толпу индивидов, или с отказом от истории и повседневности в пользу Традиции, то есть с отказом от государства в пользу Традиционного Порядка. Иных вариантов нет.
