Чечения Южная и Северная
Видно, что ведущие российские геополитики, придерживающиеся евразийской ориентации, глубоко изучив национальные, религиозные и политические факторы, определяющие характер основных сил чеченского Сопротивления, сумели выработать более или менее верную "политическую карту" Чечении. Эта карта показывает, что сегодня на севере существует равнинная мирная Чечня, а на юге - горная воюющая Чечения. Анализируя характер политических сил, доминирующих в одной и другой части, очевидно, что на равнине мы имеем дело с принявшим относительно устойчивый ориентир на федеральный центр "пророссийским электоратом". Этот оппортунистский, цивилизованный, мирный гражданский блок - реальная политическая сила в северной Чечне. С другой стороны, в южной Чечении Россия имеет дело с вооруженным Сопротивлением, структурированным таким образом, чтобы вести долговременную и эффективную партизанскую войну: если Кремль и питает надежды победить в ней, то понимает, что у него не остается времени на ее продолжение, так как атлантические силы уже подступили к самому порогу России и значительно активизировались внутри самой России, почувствовав угрозу возрождения авторитаризма. Все это заставляет Путина торопиться с решением чеченской проблемы.
Считая вопрос равнинной Чечении с ее урбанизированным гражданским укладом общественной жизни окончательно решенным в пользу России, Путин не мог не прийти к заключению, что горную воюющую Чечению невозможно подчинить, а это значит, что ее необходимо отделить от в целом пророссийского Севера. Путин также не может не сознавать, что любая форма объединения чеченского Севера и Юга в одних политических рамках неизбежно привела бы к гражданской войне, что, в свою очередь, означало бы деструкцию сплошной оси Москва-Кавказ-Тегеран. После оценки проблемы на геополитическом уровне реальности в недрах Кремля, по всей видимости, созрело решение об административном разделе Чечении на две части: на Северную Чечению в рамках Российской Федерации, и независимую Южную Чечению. Только такой решительный ход позволяет завершить восстановление империи в границах России и создает необходимые предпосылки для реализации евразийского проекта. И слова Путина о том, чтобы Чечения больше не служила "плацдармом агрессии против России" могли быть адресованы только к Южной Чечении - оплоту Сопротивления. И именно на этом условии, и только по отношению к Южной Чечении вопрос о статусе становится "не важным".
"План Немцова"
Когда Путина попросили прокомментировать проект разделения Чечении на две части - в составе России и независимую, Северную и Южную, - он заявил, что "не допустит расчленения Чечни". Но попытка сохранить в едином политическом пространстве столь антагонистичных в своем отношении к России равнинных и горных чеченцев не только не устраняет стоящие перед Кремлем проблемы, но и в значительной мере усугубляет их, так как становится неизбежным крайне нежелательное для Кремля, ищущего стабилизации на Кавказе, "афганское" развитие событий в Чечении. Пример Афганистана, в котором прочно утвердилось движение радикально настроенных талибов, показывает, что при таком развитии событий резко усилится вероятность победы ваххабизма. Поэтому следует предполагать, что Путин, очевидно, склоняется в пользу решения о разделе Чечении.
Где доказательства этой гипотезы? Они очевидны не только в силу дедуктивных законов логики, которыми я здесь пользовался, анализируя разные уровни значения заявления Путина, но и в силу более внимательного осмысления выше "плана Немцова", который, по его словам, был одобрен Президентом РФ:
во-первых, РФ должна отказаться от "придуманного Лениным" принципа "прав нации на самоопределение";
во-вторых, в Чечении необходимо "избрать генерал-губернатора", концентрирующего в своих руках исполнительную власть (гражданское, финансовое, военно-политическое управление), которая сейчас "распылена на семь человек";
в-третьих, исходя из того, что Чечения "состоит из тайпов", в ней "следует перейти от президентской к парламентской форме правления";
в-четвертых, "цель переговоров - сложение боевиками оружия, совместная борьба с терроризмом, наведение законности и порядка на территории Чечении";
в-пятых, необходимо выработать государственную программу помощи беженцам, так как "это наши граждане, и мы обязаны за них отвечать".
Однако при всем этом основная часть этого плана остается "за кадром". На одной из своих пресс-конференций Немцов пояснил, что эта стратегия, рассчитанная на 3-5 лет, закладывает "решение чеченской проблемы политическим путем". Затем в форме угрозы он мимоходом упомянул о том, что "в случае, если политические способы урегулирования не дадут результатов", предусматривается возможность "административного раздела Чечении на две части: равнинную, или северную, часть Чечении, которую целесообразно будет передать Ставропольскому краю, а все, что южнее, оградить проволокой и установить там жесткий контрольно-пропускной пункт", то есть, "фактически, то, что сделано в Палестине"; "при этом жителям Чечении следует предоставить возможность выбирать, где жить: на равнинной или в горной части республики". Возможно, Немцов рассматривает горную воюющую Чечению как своеобразное гетто, жестко изолированный от остальной Чечении и всего мира объект массированного уничтожения. Но в таких планах нет ничего новаторского, это сегодня фактически и происходит, и только по причине невозможности покорить горную Чечению Кремль вынужден менять стратегию. Поэтому мы оставим этот вариант без рассмотрения.
План Немцова сформулирован таким образом, что его с равной долей вероятности можно отнести и ко всей Чечении, и к ее южной части. Но в силу сложившихся реалий он обретает последовательность и внутреннюю логику только в том случае, если начать его рассмотрение с концовки, "угрозы" разделения Чечении на две части. Тогда мы увидим, что одни пункты его плана могут быть применимы только к Северной Чечении, другие - к Южной. Разумеется, отделенная "колючей проволокой" от России Южная Чечения не примет назначенного из Москвы генерал-губернатора; не к Южной Чечении относится пункт, гласящий об отказе от прав наций на самоопределение; не жители Южной Чечении подпадают под статус "наших", то есть российских, граждан, которым сулится "пряник" в виде помощи и компенсаций - все эти три пункта относятся к Северной, пророссийской Чечении.
Традиционалисты Горной Чечении
Что касается Южной Чечении, то только в ее условиях обретает внятный смысл предложение "совместной борьбы с терроризмом", то есть с отрядами ваххабистов. Союзниками в общей борьбе с ваххабистами кремлевские аналитики и геополитические центра, на разработки которых они опираются, видят традиционалистов горной Чечении, иначе говоря, все силы, которые придерживаются обычаев, норм этикета, вирдовых и национальных ценностей. Именно в тесном военном сотрудничестве с этими силами в Кремле рассчитывают уничтожить ваххабистов, так как, когда в Южной Чечении останутся одни традиционалисты, то в геополитическом смысле они станут "своими". И тогда действительно, говоря словами Путина, статус Южной Чечении станет "не важен", так как она перестает быть "плацдармом для агрессии против России". Отсюда с очевидностью следует, на каких условиях Кремль готов предоставить Южной Чечении независимость.
Однако сама по себе эта мера не устраняет факторы войны и нестабильности на Кавказе, подрывающие евразийский проект Путина. Выработать адекватную стратегию для того, чтобы Южная Чечения действительно перестала служить "плацдармом" для врагов России, можно только четко разграничив принципиальных противников и потенциальных союзников в горной Чечении.
Структура Сопротивления
Вооруженное Сопротивление состоит из трех сегментов:
(1) "официальная ЧРИ", представленная президентом Масхадовым, влияние которого Кремль ошибочно низводит до сугубо номинального статуса "демократически избранного президента", тогда как этот статус в восприятии и мирных, и воюющих чеченцев одного только Масхадова и наделяет правом представлять весь народ;
(2) объединенные в спонтанно возникшие отряды традиционалисты-ополченцы, действующие по своей инициативе и разбитые на мобильные группы;
(3) военизированная и жестко структурированная организация ваххабистов.
Исходя из геополитических методов классификации этих сил, Кремлю не представляло сложности увидеть, что, несмотря на светскую, демократическую, западную риторику и несмотря на цивильные галстуки и пиджаки представителей Масхадова в Вашингтоне или Страсбурге, реальные "человеческие составные" "официальной ЧРИ" по содержанию имеют традиционный, чеченский характер, что Масхадов, по сути дела, это вирдист и тайпист и, таким образом, "свой" в евразийском смысле этого слова.
Традиционалисты уже по определению являются врагами западного модернизма и в этом качестве представляют собой наиболее последовательных и твердых евразийцев. В геополитическом раскладе сил они, безусловно, "свои".
В отличие от официальных структур ЧРИ и традиционалистов, ваххабисты, структурно связанные с "религиозными" подразделениями атлантических сил на Ближнем Востоке, в Саудовской Аравии, Пакистане и Афганистане, явно враждебны и светскому Западу, и национальным традициям чеченцев, но, подрывая традиции, они объективно расчищают плацдарм для прихода и утверждения модернистских ценностей и тем самым представляют собой (в большинстве своем бессознательно) "агентов влияния" Запада. В этом смысле они объективно "чужие" с тех же евразийских позиций.
План Путина по выводу российско-чеченских отношений из состояния перманентного кризиса на первый взгляд безупречен: он не только устраняет ваххабистов, но и превращает традиционалистскую Южную Чечению в главный и самый надежный оплот евразийства на Кавказе. Но более детальный анализ представленного плана показывает, что он рассчитан действительно на глубоком, но не фундаментальном уровне понимания сути проблем и поэтому обречен на провал.
Главный враг Евразии: не "ваххабисты", а "ваххабизм"
Образование в Горной Чечении очага независимой "варварской" жизни и установление подлинного мира на Кавказе - две важнейшие задачи, реализация которых необходима для осуществления стратегической цели строительства Евразийского общего дома. Это два неразрывно связанных проекта, от которых зависит судьба не только Чечении, но и России, а если России - то и Евразийского континента, а если Евразийского континента - то и всего мира. Этот вывод - очевидный итог всего сказанного выше. Однако даже констатация этого факта всеми заинтересованными сторонами и понимание его значимости властными элитами в России и Чечении не может дать решения "чеченской проблемы" без правильного выбора средств, необходимых для осуществления этих задач и достижения конечной цели.
Если подлинный смысл "плана Путина" не в том, чтобы боевики в буквальном смысле сложили оружие, а в том, чтобы его повернули с России на "общего врага" - на "терроризм" и если под этим термином, соответственно принятой в российских кругах власти и СМИ конвенции, понимать "радикальный исламизм" или "ваххабитов", то российское руководство должно осознать, что реализация такого плана создаст ситуацию, типологически близкую к хорошо известной афганской ситуации, когда "традиционалисты" (Дустум, Масуд, Раббани и др.), опираясь на помощь России, ведут безуспешную войну со своими афганскими "ваххабистами" - движением талибов.
Все попытки противопоставления тоталитарному "ваххабизму" традиционных ценностей и институтов тариката являются безуспешными, так как суфийские братства, сплоченные вокруг своих духовных лидеров, являются не иерархическими, дисциплинированными военно-политическими организациями, а ассоциациями, основанными на принципах добровольности и плюрализма, созданными для нравственного и духовного совершенствования. В отличие от них "ваххабистская" организация основывается на принципах централизма и жестко дисциплинированного управления, свойственного для государственных образований. В лобовом столкновении с "ваххабистской" организацией суфийские братства обречены на поражение. Эта закономерность в наши дни хорошо видна по всему Ближнему Востоку, Средней Азии и Кавказу. Но даже если уничтожить "ваххабистов", их идеология только укрепит свои позиции во всем исламском мире, в том числе и в мусульманских регионах самой России, а традиционализм будет дискредитирован, как это произошло с поддерживаемой Москвой антиталибской коалицией в Афганистане. "Ваххабисты" приобретут ореол единственных последовательных борцов за исламские ценности.
В мусульманском мире создались благоприятные условия для распространения идеологии ваххабизма. Эти условия порождены развивающимися государственными системами, которые повсеместно в исламском мире привели к распаду общинных форм существования мусульман, девальвировали кровнородственные и семейные ценности. А там, где разрушается организующая функция традиционной, построенной на кровнородственных и родоплеменных основах общины, единственной силой, способной дисциплинировать индивидуализированные массы людей, становится или само государство, или структурно дублирующая государство жестко администрированная, иерархическая организация, которой и является движение "ваххабистов". Но "ваххабисты" - не просто продукт этатической деградации традиционной общины. Их идеология есть доведенная до абсолюта идея этатизма, глубоко чуждая общинному Исламу. Будучи искренними мусульманами, "ваххабисты" способны легко и естественно прийти от чуждой Исламу идеи государства к идее исламской общины, к ее кровнородственной, родоплеменной сути, против которой их в Чечении настраивают. Тогда именно "ваххабисты" станут самыми твердыми традиционалистами. Отсюда проистекает необходимость осознания, что нужно бороться не с "ваххабистами", а с "ваххабизмом", не с людьми, а с идеологией. Гораздо опаснее для евразийства "светские чеченцы", чье мировоззрение находится в прочном плену безбожных материалистических догм, на которых основана губительная для всего естественного, живого западная безродная и беспочвенная "морская" цивилизация. Но чтобы прояснить вопросы общественного содержания Ислама, необходим глубокий самостоятельный анализ.
далее>>>
