ПРИРОДА И ВЕКТОРНОСТЬ КОНФЛИКТА

Для того чтобы выработать спасительный "план игры", евразийским силам необходимо решительно отказаться от основанной на диалектике "моря" и "суши" двухуровневой, бинарной модели реальности, втягивающей Евразию в пагубные для сухопутнных субъектов морские конфликты, и разработать свою стратегию по трехуровневой тринитарной модели море-суша-горы. Наличие третьей силы (гор) превращает разрушительную борьбу противоположностей (моря и суши) в конструктивное равновесие, характерное для цельной системы, в которой горы - надежная защита суши от ее размывания морем. Уходя от бинарного видения реальности и переходя к тринитарной модели окружающего нас мира, охватывая в нашем анализе все основные, активно действующие силы и осмысливая их на трех уровнях анализа, мы впервые получим возможность не только верно понять прошлое и настоящее, но и правильно определить будущее. Но для этого необходимо, в первую очередь, сделать шаг назад, в наше далекое прошлое, к нашим истокам. Только тогда мы увидим сиюминутное "здесь и теперь", повседневность, как маленькую точку, одну из бесчисленных составляющих пространственно-временную структуру реальности, которая, если мы ее увидим на эсхатологическом фоне, сама по себе тоже только часть бесконечной, цельной, гармоничной системы - "третьего измерения", произрастающего из абсолютных начал и касающегося абсолютного конца.
     Сегодня лишенные сакрального содержания "научные" разговоры о нашем порождении природой, о наших дарвинистских началах и об атлантическом "конце истории" имеют относительный смысл только для полуживых, человекоподобных "биороботов", запрограммированных эффективно передвигаться на повседневном и историческом уровне реальности и безошибочно выполнять все функции, необходимые для линейного развития современного, цивилизованного гражданского общества, для окончательного размывания "суши" "морем", ее наводнения. Трехмерных, настоящих, живых людей, верующих, чей смысл жизни не определяется в узких рамках двух измерений пространства (география) и времени (история), в квази-реальности "здесь и теперь", эти безнравственные "социо-философские" разговоры о "конце истории" не касаются.
     Как уже было сказано ранее, человеческие взаимоотношения на первом, повседневном уровне реальности подчиняются алгоритмам "человек-бумага-человек". Эти алгоритмы коллективной жизни доминируют над всеми аспектами взаимоотношений в гражданском обществе, характерном для демократических государств Запада. Там женщина становится "женой" только тогда, когда об этом свидетельствует соответствующая бумага, ведущая свою "родословную" от конституции ("бумага-мать"), порожденная гражданским кодексом ("дочерняя бумага"), сформированная нормативными актами ("бумага-внучка") и сопровождаемая внутренним регламентом в загсе ("бумага-правнучка"). Отношения "отцы"-"дети" в современном мире тоже имеют место только при наличии соответствующей цепи бумаг, обусловленных государственными законами и нормативными актами. То же самое можно сказать про отношения "преступник-жертва" - если бумажная цепная реакция, начинающаяся с полицейской справки ("бумага-начало") и заключения прокурора, завершится судебным приговором ("бумага-финал"), то в межчеловеческом пространстве гражданского общества возникает факт "преступления", появляются "преступник" и "жертва", применяется наказание. Соответственно, если нет бумаги - нет преступления, нет преступника и нет жертвы (даже если есть геноцид, горы трупов и море пролитой крови). Повседневность - это полностью открытая система, в которой все ее элементы имеют условную, определенную "бумажной логикой" природу. В этой системе сущность "мужа и жены", "отцов и детей", "преступления и наказания" и, в конечном счете, "гражданина" и "государства", а также всех форм взаимосвязей и фактов, формирующих гражданское общество, составляет "бумага". Определенный тип легитимированной государством (то есть его чиновниками) бумаги "творит" бумажную реальность, "создает" определенный тип "бумажных явлений", "бумажных структур" и "бумажных людей" (бюрократов, корпораций, юридических лиц с ограниченной ответственностью и т.д.). В рамках этого порядка все средства, необходимые для жизни "гражданина", имеют "бумажный характер" - деньги, чековая книжка, паспорт, водительские права, удостоверение личности, страховые полисы на имущество и жизнь, контракт с работодателем, сертификат инкорпорации юридического лица и эмитированные этим лицом заменители денег (акции, облигации, векселя и прочие ценные бумаги), нотариально заверенные акты покупки, продажи, займа или залога ликвидного или недвижимого имущества - всё это "бумаги", порожденные "бумагами" и порождающие новые "бумаги". Этот "бумажный" мир государства и его гражданина основывается на понятии "государственного суверенитета" и производных от него понятий "государственная территория" и "государственное право".
     Технологический прогресс, ранее расширявший границы и функции "бумажного мира", в наши дни ликвидирует уже и сам его материальный носитель, переводя все "бумажные сведения" в условную реальность компьютерной сети, которая может исчезнуть в любой момент, лишь только даст малейший сбой какая-нибудь частица запутанного механизма искусственных коммуникаций. При этом организующему и контролирующему этот механизм государству, ранее олицетворяемому живыми правителями, теперь уже достаточно призрачных образов, чтобы управлять ведущими столь же призрачное существование гражданами.
     В дальнейшем всю эту противоестественную квази-реальность я буду называть "виртуальной реальностью", а производную от неё цивилизацию - "виртуальной цивилизацией".

     Противоположность "гражданина" - это трехмерный, живой, обладающий разумом человек, считающий государство и его обусловленные бумагой проявления (суверенитет, территория, право) кощунственным мятежом "бумажного человека" против установленного Богом естественного порядка, против почвы, крови и Откровения. Для такого человека все явления на первом (повседневном) и втором (историческом) уровне только в том случае имеют сущность и смысл, если они своими корнями произрастают из третьего (эсхатологического) уровня реальности. В отличие от одномерного "гражданина", существующего в точке повседневности, симбиотический союз которого с "государством" выливается в "бумажное море", трехмерный живой человек, живущий в естественном союзе с природой, исходя из своей эсхатологической логики, считает "государство" не своим союзником, а своим принципиальным врагом, не различая, в каком обличье предстает этот враг: Римской империи, Северо-Атлантического Блока или постсоветской ядерной сверхдержавы. В дальнейшем такого человека я буду называть "варваром", то есть "трехмерным", живым, разумным человеком.
     Надо четко понимать, что эти две противоположные категории людей - "гражданин" и "варвар" - при поверхностном взгляде на вещи сосуществуют в рамках одного и того же ландшафта. Но в фундаментальном смысле слова "жизнь" они живут в разных, не имеющих ничего общего мирах. "Гражданин" - идеальный исполнитель линейных функций, предусматриваемых цивилизационным императивом прогресса. "Варвар" - последовательный враг прогресса, цивилизации и всех "императивов", источником которых являются не Божьи скрижали, а государственная бумага. "Гражданин" - раб своих инстинктов, индивид, готовый заплатить любую цену, чтобы жить в разукрашенной повседневности. "Варвар" - одухотворенная личность, субъект кровнородственной общины, готовый на любые страдания ради того, чтобы умереть в праведности и обрести подлинную жизнь в вечности. Первый, согласно "алгоритму капитана корабля", движется из точки в точку по самому короткому линейному маршруту, всегда вперед, по горизонтальным ориентирам, точно по контракту с хозяином груза, перевозимого из порта в порт, точно по графику, рассчитанному по дням и часам. Второй ("варвар"), движется с одной горы на другую, с вершины на вершину, пешком или верхом, всегда строго согласно "алгоритму неизменных сакральных традиций". При этом "варвар" всегда придерживается вертикального ориентира, никогда не избегая на своем пути испытаний, никогда не отворачивая духовного взора от своих начал в далеком прошлом, делая все свои шаги точно по завету с Творцом и Господином всего сущего, доверившим ему Землю на срок от начала до конца времен. Находясь в постоянном движении, "гражданин" смотрит вниз, на дно, постоянно опасаясь подводных скал и рифов, ищет кратчайший путь к накоплению своего ликвидного капитала для красивой жизни в "царстве Кесаря". "Варвар", наоборот, с вершины гор всегда смотрит в вечность, не опасается ничего ни на земле, ни на море, и ищет прямой путь к накоплению своего подлинного сокровища в "царстве Божьем".

     Если экзистенциальные цели, которые ставят перед собой "гражданин" и "варвар", изобразить в относительных, пространственных категориях, на условной схеме вертикального разреза, расстояние между ними будет аналогично расстоянию между дном моря и вершиной горы. Если изобразить их в абсолютных терминах, надо говорить о таком расстоянии, какое разделяет "гибель" от "спасения", ад от рая. Этот схематичный обзор противоположных полюсов в тринитарной модели реальности для своей полноты требует теперь обращения нашего внимания на "сушу" - узловой фрагмент пространства, расположенный между гражданским "морем" и варварскими "горами". Рассмотрев тринитарную модель мира в вертикальном разрезе, можно сказать, что слова-ключи в этой модели - это "низ", "нисходящая векторность", по отношению к морю и "верх", "восходящая векторность", по отношению к горам. Слово-ключ по отношению к суше - это середина, это "между", это "колебание на распутье", в полпути от моря и гор, от "низа" и "верха". Следовательно, векторность суши имеет тенденцию к неопределенности, сдвигам и хаотическим изменениям. Тем не менее системный анализ тринитарной структуры реальности позволяет выявить ряд закономерностей. Море находится ниже суши, а суша ниже гор. Суша находится между морем и горами, одной своей окраиной опускаясь к противоположному себе по природе морю, которое ее размывает, второй возвышаясь к родственным себе горам, которые ее укрепляют. Горы возвышаются и над сушей, и над морем. Все это определяет сознание и поведение обитателей суши, программирует основные категории их мировоззрения.
     Архетип обитателя суши - это "мужик". По основным чертам своей произрастающей из земли жизни и по преданности основным ценностям "мужик" имеет много общего с "варваром" и предельно мало с "гражданином". В отличие от "гражданина", существование которого зависит от государства, "мужик" может довольствоваться плодами своей земли, выжить без государства. Живущий в деревне по деревенским обычаям "мужик" нуждается в государстве только в тех случаях, когда он и его семья загружают "повозку" сельскими продуктами и отправляются на городской базар, чтобы продать (конвертировать) избыток своего производного от земли имущества. "Мужику" государство бывает "полезно", чтобы гарантировать безопасное передвижение между деревней и городом и "надежность" "бумаг", получаемых в городе в обмен за сельскохозяйственные продукты. Одновременно город - апофеоз государства - это и главный враг "мужика", существование которого напрямую зависит от удержания своего сына и дочери вдали от городских соблазнов, угрожающих крестьянской семье распадом и, тем самым, превращением "отцов" в полуграждан, зависящих в старости или от государственной пенсии в доме для престарелых, или от денежных подачек огражданившихся в городе "детей". Следовательно, "городской синдром" символизирует опасность для аграрного образа жизни "мужика", для его земли и для его спокойной старости. В этом смысле для "мужика" "город-государство", полис - это проклятие, это обреченность на одиночество. Для "детей", покинувших своих "отцов", сбежавших в город, - это тоже приговор. Дочь ждет дешевая уличная панель (в лучшем случае ее разновидность - дорогая голливудская эстрада). Для сына, в зависимости от того, насколько глубоко он изучил законы "городского базара", диапазон возможностей не шире, чем от "олигарха" до "преступника" (что с точки зрения покинутого им в деревне "отца" одно и то же).
     Отношения "мужика" с другими людьми очень редко, за исключением поездок на городской базар, развиваются по алгоритмам "человек-бумага-человек", чаще всего подчиняясь императивам, производным от алгоритмов "человек-земля-человек".

     Стоя перед возможностью выбора, свою дочь "мужик" отдаст замуж не за городского сына "гражданина", а за сына своего соседа по земле; своего сына "мужик" скорее всего обучит пользоваться не машиной, а лошадью; для защиты от обидчика "мужик" будет звать на помощь не полицию, а "своих", других мужиков; спор с соседом будет решать не в далеком городском суде, требующем множества разнообразных бумаг, а прибегнет к арбитражу местного попа, муллы или раввина, не по государственному, а по естественному закону.

     В тринитарной модели мира "мужицкая" деревня, основанная на равнине, и "варварская" община, основанная в горах, имеют единое начало - сушу. Этим происхождением от единого корня, произрастающего из первичного общинного строя жизни, характерного для догосударственной, доисторической родоплеменной эпохи в генеалогии человечества, объясняется "родственный" тип связи между сухопутной деревней и горной общиной. Образно говоря, можно сказать, что "варвар" и "мужик" близки друг другу по духу своего наследия, по архаичному традиционному образу жизни. В этом смысле, из-за их положительных отношений друг к другу деревня и община - "двоюродные братья". Дополнительно их объединяет животворная, чистая река и отрицательное отношение к портящим землю, воду и воздух городу и государству. Однако степень этого отрицания у них разная. "Варвар" считает государство и город своими смертельными врагами, "мужик", как уже было сказано, видит несоразмерность пользы и вреда от государства, которое, в обмен на гарантии "порядка", "безопасности" транспорта и "надежности" денег, эксплуатирует деревню, высасывая из нее все лучшее, все по-настоящему полезное и красивое. Конвертируя в городе свои продукты в бумажные деньги, "мужик", вместе с наследием своих отцов, со своими детьми и своей жизнью, сам становится сырьем для дальнейшей конвертации. Входя во взаимоотношения с городом, "мужик" вступает в торг, обменивая основные активы на ликвидные. Нанесенный ему и его деревне городом ущерб в естественных ценностях восполняется ценностями искусственными. Так или иначе, сделка совершается, за ней следует очередная сделка, и, в конце концов, деревня конвертируется в пригород или сама становится городом.

     Варвар ничего от города не хочет и ничего ему не дает. Между ними нет плоскости общих интересов, нет базара, на котором можно было бы обменяться товарами и делами, положительно ответить на вызов соблазна, совершить прибыльную сделку, выгодно продать душу. Следовательно, город и община, море и горы, "цивилизация" и "варварство" - это антиподы, которые никогда не встретятся, никогда не примирятся. Они обречены лишь на столкновение. Причем, это столкновение имеет масштабы борьбы зла с добром, Голиафа с Давидом, сатаны с Адамом. "Мужик" же должен определиться, пока не поздно: с "горами" ли он против "моря" или с "морем" против "гор". И этого выбора ему не избежать, так как море уже затопило "город" и поднимается к его "деревне".

     Исходя из сказанного, мы увидим, что эта задача выполнима только в том случае, если "мужик" и его сын, его дочь, "отцы и дети" в деревне повернутся от города к общине, от моря к горам, от всего, что внизу, ко всему, что вверху, от "дальнего" к "горному". Только ориентируясь на абсолютные ценности гор, деревня сможет спасти себя и свои основные ценности от гибели под волнами виртуальной цивилизации, надвигающейся от моря, от порта, от города. Горы - это естественная преграда на пути урбанизации, прогресса и цивилизации. "Варвар" - это естественный защитник "мужика" от губительных хитростей "гражданина", от соблазнов его города и государства. Эта функция "варвара" есть не результат его прихотей, а продолжение естественной функции гор, которые по своей природе естественным образом защищены от соблазнов урбанизации, от быстрого обогащения и прогресса, приносящего сначала непочитание "отцов" "детьми", а затем инфантильное подражательство "отцов" гордящимся своим модернизмом "детям". Перед Евразией стоит задача переосмысления природы надвигающейся с Запада атлантической угрозы и выработки спасительного "плана игры". далее>>>