ТРИНИТАРНАЯ СТРУКТУРА РЕАЛЬНОСТИ И ИДЕНТИФИКАЦИЯ УЧАСТНИКОВ КОНФЛИКТА

"Из того, что Он сотворил, Аллах пожаловал вам тень, убежище в горах, одеяния, чтобы укрыться от жары, и дал вам доспехи, которые прикрывают вас в битве. Так Он завершает Свое благодеяние по отношению к вам, - быть может, вы станете верующими"

Коран, 16:81

"Ты вверг меня в глубину, в сердце моря, и потоки окружили меня, все воды Твои и волны Твои проходили надо мною. И я сказал: отринут я от очей Твоих, однако я опять увижу храм Твой. Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня; морскою травою обвита была голова моя. До основания гор я нисшел, земля своими запорами навек заградила меня; но Ты, Господи, Боже мой, изведешь душу мою из ада"

Книга Ионы 2:4-7

     Для футурологов, готовящих краткосрочные политические и долгосрочные геополитические прогнозы, посвященные многовариантным и многоходовым трансформациям на карте мира, разгадать будущее человечества означает составить все возможные сценарии "конца истории" и рассчитать вероятность их осуществления. Если не вдаваться сейчас в детальный разбор этих сценариев и оценить их с философской, а не с политической или геополитической точки зрения, в глаза бросается одна характерная для нашей эпохи черта, на которой я предлагаю читателю заострить внимание.
     Исходя из углубленного анализа нравственной подоплеки современной научно-технологической цивилизации, Освальд Шпенглер еще сто лет тому назад предсказал скорый "закат Европы". Сегодня же большинство западных футурологов, напротив, уверенно предсказывает победу либерально-демократической модели общественного порядка над всеми остальными формами коллективного бытия, возвещая скорую и окончательную победу Запада.
     Одновременно, знакомясь с трудами мыслителей Востока (мусульманских и христианских), касающимися футурологии, читатель замечает встревоженный тон, отсутствие ясного и четкого видения будущего, пессимизм и пораженческий дух, пронизывающий все прогнозируемые сценарии политического развития.
     Сталкиваясь с нарастающим цивилизационным глобализмом и усиливающейся ролью Вашингтона, замечаешь, что ответные реакции принципиальных сторонников регионализма - иногда даже очень шумные, - несмотря на весь их популистский пафос, поражают своей мелкостью, поверхностностью и непоследовательностью.
     Откуда же все-таки на Западе столь велика вера в свою неизбежную победу, а на Востоке - в свое поражение?
     Чтобы ответить на этот вопрос, надо в первую очередь осмыслить природу конфликта между Западом и Востоком, выявить его основные черты и структурные элементы.
     Для рассмотрения и феноменологического описания внешней стороны этого конфликта можно применить разные модели. Однако самой подходящей, на мой взгляд, является модель "холодной войны" - модель, которая доминировала в политике во второй половине ХХ века и дошла до наших дней в виде, своего рода, "бархатной" или "виртуальной" войны. Основные черты этого конфликта фиксировались ежедневно в СМИ всего мира, анализировались круглосуточно огромной армией журналистов, политологов, экономистов, социологов и философов, обобщались в специальной литературе и академических учебниках. Поэтому нет необходимости специально доказывать правоту методологического подхода, согласно которому все явления, связанные с "холодной войной", распределены и сгруппированы в пять основных категорий, соответствующих плоскостям их проявления: 1) экономика; 2) безопасность; 3) политика; 4) культура и 5) идеология.
     В сфере экономики конфликт сводился к борьбе за контроль над сырьевыми ресурсами и рынками сбыта между США и Европейским Общим Рынком, с одной стороны, и Советским Союзом и СЭВ, с другой. В сфере безопасности этот конфликт выразился в гонке вооружений и борьбе НАТО и стран Варшавского Договора за контроль над узловыми с геостратегической точки зрения странами. В сфере политики на международном уровне этот конфликт проявился в борьбе за влияние в международных организациях, прежде всего в ООН и Организации неприсоединившихся государств, а на внутригосударственном уровне - в усилиях по продвижению как в своем лагере, так и в лагере противника, к власти подконтрольных политиков. В сфере массовой культуры этот конфликт отразился в борьбе за закрепление в сознании собственного населения (и "мировой общественности") своих ценностей и образа жизни в качестве универсальных для всего человечества стандартов. В сфере идеологии этот конфликт выразился в борьбе за общественное мнение между либеральным и марксистским видением закономерностей истории, экономики и политики.
     Характерной чертой "холодной войны" по обе стороны баррикады было бегство от религиозных и национальных ориентиров по всем пяти категориям этого конфликта, что сильнее всего проявилось в языке пропаганды. По одну сторону баррикады упор делался на "светскую демократию", "гражданские ценности" и "рыночные институты" развернутого капитализма, проявляющегося в форме "Государства всеобщего благосостояния" ("The Welfare State"). По другую сторону акценты делались на таких понятиях, как "бесклассовое общество", "атеизм и научное мировоззрение", "плановая экономика". Воплощением совокупности всех ценностей, производных от этих понятий на коллективном уровне, было Советское государство, а на индивидуальном - "советский человек" ("Homo Sovieticus"). Обобщая, можно сказать, что в модели "холодной войны" основной чертой, характерной для обеих сторон конфликта, является "бегство от Бога" (к светскому государству) и "бегство от нации" (к космополитическому открытому обществу).
     Если посмотреть на модель "холодной войны" сквозь призму географии, то можно увидеть, что на политической карте мира одна сторона этого конфликта, соединенная атлантическим океаном, находится на Западе, в то время как другая, связанная сухопутными узами евразийского континента, находится на Востоке. Если на ту же самую модель взглянуть сквозь призму истории, можно увидеть, что географический Запад, составленный из стран Западной Европы и Северной Америки, чей ценностный базис произрастает из средиземноморской эллино-римской цивилизации моря (Pax Romana), плавно перевоплотился в северо-атлантический порядок, утвержденный в организационных рамках морского союза НАТО (Pax Americana). С другой стороны, если осмыслить сквозь призму истории географический Восток, можно увидеть, что континентальный ландшафт всегда являлся сценой передвижения разноцветной мозаики "варварских" племен, этносов и народов, осваивавших евразийские степи, леса и пустыни по маршруту "с гор на равнину", с Востока на Запад. Однако, учитывая механизмы обратной связи, сталкиваясь с цивилизацией Запада, "варвары" в разной степени заражались чуждыми себе цивилизационными болезнями: римским правом и порядком с их гражданским культом императора, эллинской философией с ее культом демократии (как лучшей формы городской жизни) и личности (как совершенного индивида, независимого от гнета семейной, родовой или национальной традиции), византийской культурой с ее культом разукрашенного религиозного искусства. В той степени, в которой Восток является жертвой цивилизаторского влияния Запада, проявляющегося в государственном укладе жизни "пост-варварских" народов и племен Евразии, можно говорить о гибридном "средиземноморско-варварском" порядке, характерном для цивилизаций, имеющих свое начало на средиземноморских окраинах евразийской суши и унаследованных у Pax Romana ценностях. Этот гибридный и вторичный характер современных восточных цивилизаций не требует особых доказательств, здесь достаточно перечислить несколько самых ярких проявлений последствий межцивилизационных коммуникаций: неоплатонические корни в идеологии арабского Халифата; наследие римского права в законодательстве Османской империи и Киевской Руси; торжество принципа индивидуальной ответственности над традициями коллективной ответственности и кровной мести "око за око, кровь за кровь, жизнь за жизнь" в судебных системах арабов, тюрков, персов, славян и даже некоторых народов Кавказа; заимствование всем Востоком у Запада порожденного модернизмом понятия "права человека и гражданина" в его цивилизованной индивидуалистской и субъективистской трактовке, исходящей из эллинских принципов "демократии" и "личности", и пр.
     Со времен классиков геополитики, пространственно-временную систему бытия, возникшую как морской синтез Pax Romana и Pax Americana, навязываемую "Западом", принято определять как водную стихию - талассократию. Исходя из аналогичных предпосылок, евразийская стихия суши ("Восток") - это теллурократия.
     Читатель, вероятно, согласится без дополнительных обоснований, что архетипическим символом порядка моря является "корабль", а порядка суши - "повозка". Первый немыслим без портового "города", другой - без сухопутной "деревни". Теперь, если посмотреть внимательно не на политическую, а на "метафизическую карту мира", можно увидеть, что и "порт", и "деревня" структурно взаимосвязаны проводником жизни - "великой рекой", которая всегда берет свое начало в роднике, находящемся в сердце континента, "высоко в горах", куда не добраться ни на "корабле", ни на "повозке". Море, суша и горы - это три узловые части единой цельной системы - Земли. Эти части соответствуют трем уровням предлагаемой мною тринитарной модели реальности. Исходя из этой модели, море - это империя ликвидных ценностей. Суша - это царство основных ценностей. Горы - это внегосударственное пространство, сориентированное на абсолютные ценности. Эта тринитарная схема относится как к земному шару в целом, так и к каждому отдельному континенту, который имеет свою морскую зону (море), свои внутренние земли (суша) и свои горные массивы (горы) с их соотносительными ценностями и укладом общественной жизни. Доказать это индуктивным способом несложно, достаточно осмыслить несколько примеров несовместимости образа жизни горных народов Восточной Азии (тибетцы, кашмирцы и проч.) с образом жизни азиатского побережья (Бангкок, Гонконг и проч.), или образа жизни горных шотландцев Великобритании с образом жизни жителей портового Лондона. Аналогичный контраст мы видим и в Северной Америке, сравнивая образ жизни мормонской общины в Скалистых горах с портовым образом жизни населения Нью-Йорка. Мы не будем здесь отвлекаться на обсуждение веры мормонов, остановимся на пороге коранической презумпции, согласно которой у каждого народа может быть свой пророк, возвещающий Откровение на языке этого народа. Факт состоит в том, что мормоны нашли в себе силы следовать той форме единобожия, которая открылась им, и переселились от прибрежных соблазнов в горы, где, подобно многим горским народам, с оружием в руках отстояли против правительства США свое право на жизнь согласно своей религиозной совести. Столь же разительный контраст в образе жизни можно увидеть и в Европе, сравнивая горные кантоны Швейцарии с портовыми агломерациями Гамбурга или Амстердама. В Африке и на Ближнем Востоке точно такие же закономерности можно зафиксировать, сравнивая, с одной стороны, общинную модель жизни горных берберов с портовой моделью жизни Алжира и Туниса, а с другой, - доминирующие алгоритмы общественной жизни расположенных по горному хребту палестинской земли, с Юга на Север, Хеврона, Иерусалима и Наблуса с поведенческими стандартами жителей прибрежной цепи портовых городов от Газы на Юге, через Яффу до Хайфы на Севере.
     При осмыслении приведенных примеров становится очевидным, что даже внутри единого народа или племени контраст между горным и портовым образом жизни всегда настолько велик, что можно говорить о двух несовместимых и не имеющих ничего общего между собой мирах, о горном и морском антиподах общественной жизни и о равнинном образе жизни на распутье между этими антиподами.
     Как образуется такой яркий контраст, позволяющий говорить, что разница между горным и морским укладом жизни такая же, как между белым и черным цветом, а равнинный уклад жизни как бы соответствует серому цвету, на своих "аксиологических окраинах" переходящему, с одной стороны, в темно-серый, а с другой, в светло-серый? И, далее, по каким принципам происходит смешение несовместимых цветов, отказ от абсолютных ценностей и порождение гибридных институтов общественной жизни?
     Передвижение из порта в порт на корабле позволяет быстро перевозить большие объемы груза. Здесь путь к обогащению самый быстрый. Передвижение из деревни в деревню или из деревни в порт на повозке более медленное, и объемы груза небольшие. Следовательно, и путь к богатству здесь значительно медленней. Самый быстрый способ передвижения из одного горного аула в другой возможен только для всадника, который кроме абсолютного минимума - еды, воды и оружия - ничего не перевозит. В горах сам ландшафт является естественным препятствием для обогащения. Выходя в путь по морю, человек надолго исчезает из поля зрения оставшейся в порту семьи, встречая на своем пути из порта в порт множество соблазнов, свойственных для случайных скопищ ранее незнакомых, "чужих" друг другу мужчин и женщин, движимых страстями и жаждой к потребительству. Ездя по деревням, человек на своем пути постоянно встречает "своих" и, сталкиваясь с соблазнами на чужой земле, как бы чувствует за своей спиной настороженный взгляд своего земляка, соседа, отца. Поднимаясь же из одного горного аула в другой, он никогда не исчезает из поля зрения своего отца, своего рода, всегда находится под влиянием своих традиций.
     Для определения природы конфликта между Западом и Востоком предлагаю провести анализ этого конфликта на трех уровнях, которые можно условно определить как (1) повседневный, (2) исторический и (3) эсхатологический. Первый и второй уровни по аналогии с сущностью конфликтов в мире корпоративного бизнеса относятся к вопросам объемов, структуры и взаимоотношений активов (ценностей) на балансе противоборствующих сторон. Анализ повседневного уровня концентрирует внимание на текущих, краткосрочных "ликвидных активах", которые характеризуются наиболее высокой скоростью конвертируемости. На этом уровне главную роль играет финансовый капитал, ценные бумаги, кадры, государственные и межгосударственные учреждения, средства массовой информации, пропаганда и прочее. Анализ исторического уровня заостряет внимание на долгосрочных, "основных активах", конвертируемость которых по сравнению с другими активами имеет затяжной характер. На этом уровне главную роль играют все виды недвижимости: государственная территория, естественные границы, открытый доступ к морю (или его отсутствие), наличие полезных ископаемых, сельскохозяйственных земель, континентальных рек, пресной воды и прочее.
     Анализ первого, повседневного уровня предлагаю назвать политическим, а второго, исторического, - геополитическим анализом.
     Что такое третий, эсхатологический, фундаментальный уровень анализа? Ответ на этот вопрос логически вытекает из сущности предметов анализа: на первых двух уровнях анализируемые "активы" (ценности) различаются не возможностью их конвертации, а скоростью их конвертируемости, что допускает их обобщение и определение термином "относительные ценности" и позволяет говорить в дальнейшем об относительных, мирских ценностях ликвидного характера и относительных ценностях основного характера. Ценности первого характера возникают в межчеловеческом пространстве по сиюминутным, повседневным алгоритмам "человек-бумага-человек", а второго - по более растянутым во времени, историческим алгоритмам "человек-земля-человек". Анализ третьего уровня, в отличие от политического и геополитического, предлагаю называть эсхатологическим. Его предметом будут ценности абсолютного сакрального характера, то есть не конвертируемые ни в какие другие ценности. В межчеловеческом пространстве они возникают по независимым от времени, традиционным алгоритмам "человек-Откровение-человек".
     Основываясь на этой тринитарной методологии, "холодную войну" можно рассматривать на первом уровне как борьбу двух государств: США и России за власть "на короткой дистанции", на втором уровне - как борьбу между силами моря и суши за системное доминирование в долгосрочной перспективе, и на третьем - как эсхатологическое сражение "детей Обезьяны" с "детьми Адама", Голиафа с Давидом, сатанинского хаоса с порядком Божьим.
     Если на первом и втором уровнях анализа противоборствующие стороны условно можно обозначить как Запад и Восток, исходя из того, что существует элемент тождества между США, НАТО и силами моря, с одной стороны, и Россией, СНГ и силами суши, - с другой, то на третьем уровне анализа видим, что принципиально ориентируясь на относительные ценности, и Запад, и Восток зачислили себя в поклонники "золотого тельца", объективно работая на развитие его постоянно совершенствующегося порядка, в разные эпохи выступающего под разными именами: Pax Romana, "Порядок кесаря", "Священная Римская империя германского народа", "Третий Рим", "Третий Рейх", "Коминтерн", "Исламское государство", Pax Americana и проч. В этом отношении разница между Западом и Востоком только в том, что, в отличие от отсталого Востока, на прогрессивном Западе уже практически не осталось людей, считающих соблазн угрозой, а поклонение идолам повседневности грехом, и ищущих альтернативы. В светском, гражданском обществе "нового времени", отчужденном от абсолютных ценностей, само понятие греха потеряло смысл. Из этого следует, что на фундаментальном уровне разница между Западом и Востоком имеет не эсхатологический, качественный, а только относительный количественный характер, выраженный разницей в скорости падения.
     Если для осмысления природы конфликта между Западом и Востоком применить парадигму "игры", то из всего вышесказанного становится очевидной одна из основных причин упомянутого оптимизма западных футурологов. На Востоке значительное число активных "диссидентов" (традиционалистов, экстремистов, националистов и прочих "маргиналов"), привязанных к фундаментальным ценностям, замедляют социальную динамику и осложняют продвижение общества на пути к торжеству относительных ценностей. На Западе цивилизованное гражданское общество или истребило активных "диссидентов" (краснокожие племена в Америке, аристократия во Франции, иудеи в Германии), или их депортировало (шотландские горцы в Австралии), или их конвертировало в настоящих граждан (ирландская, еврейская и армянская диаспоры в США), признающих абсолютное верховенство либерально-демократических ценностей: демократии и рынка. Гражданское общество Запада полностью осознает необходимость государства как источника и гаранта всех бумажных ценностей, которые без санкции государственного закона и без защиты государственного аппарата не могут существовать (валюта, ценные бумаги, контракты, гражданский кодекс, конституция и прочие). В отличие от Запада полуварварское, полуцивилизованное диссидентское общество Востока считает государство скорее паразитом (требующим с них дань - налоги), с которым можно ужиться, но все-таки не врагом (угрожающим их судьбе - требующим их души), от которого надо бы защищаться любой ценой.
     Другими словами, внутренний симбиоз "граждан" и государства на Западе и внутренние противоречия между "диссидентами" и государством на Востоке предопределяют исход "игры" между Западом и Востоком в пользу Запада и объясняют причину оптимизма западных футурологов и "пораженчества" восточных.
     Очевидно, что если "игра" будет продолжаться по тем алгоритмам, по которым она велась со времен Pax Romana, то на уровне политики и геополитики судьба Востока предрешена. Установление на всем евразийском континенте либерально-демократических учреждений, институтов и норм поведения - только дело времени. Следовательно, инкорпорация суши в орбиту доминирования моря и окончательное подчинение евразийских стран интересам США - дело одного-двух поколений. В этом смысле атлантический "конец истории" и Евразии (а значит, и всего человечества) не за горами. В этом смысле - на двух первых уровнях анализа - Шпенглер в сравнении с современными футурологами оказался явно неправ. Но остается еще третий, эсхатологический уровень анализа. Именно исходя из этого уровня, необходимо поставить вопрос: существует ли для Евразии альтернатива атлантическому "концу истории"? далее>>>